Часть вторая. Сахалин.
Ночные сумерки стали бледнеть, разбавленные молоком утренней зари. Пирс исчезал в море, сначала проступая на его фоне бесформенным лезвием, но с каждой минутой приобретал объем, наливался прямыми линиями, врастал в проявившиеся очертания берега.
Скупое эхо шагов мешалось с шумом волн, отлетало на несколько метров и гасло в во влажном воздухе. Старец остановился, оперся на перила и вдохнул запах моря. Несколько минут он неотрывно смотрел во мрак: солнце встанет за его спиной, на востоке, но тот, кого он ждет, должен приплыть с запада – оттуда, где сейчас лишь молочно-серая даль.
В следующий раз он пришел сюда, когда на небе уже вовсю играл нежными красками рассвет. Праздник нового дня. Утро.
Несколько минут тишины, прячущейся в плеске воды, и снова гулкие шаги обозначили его путь. Седовласый старец. Волосы чуть ниже плеч, густая борода цвета сахара в лучах только что вставшего солнца. И глаза. Немного безумные, но искренние, ясные; глаза, в которых читается вера, такие, что бывают только у людей воцерковленных, прошедших долгий путь к вере.
читать дальшеОжидание. Слепая борьба с неизвестностью. Прошло больше двух часов с тех пор, как он в первый раз вышел на пирс, прежде чем на горизонте появился корабль. Тот, что должен был прийти еще ночью, тот, где сейчас его сын.
***
Неважно, какой век на дворе – десятый, пятнадцатый или двадцать первый. Людям на протяжении столетий приходится вглядываться в одно и то же лицо, лицо неизвестности. Детищем начала века двадцать первого стала невиданная раньше иллюзия: то, что благодаря связи каждый из нас может обезопасить другого, что может не волноваться о ком-то близком, будучи связанным с ним призрачной ниточкой радиоволны. Если бы это действительно всегда было так…
…20 июля…
Ночью в Татарском проливе разыгрался небольшой шторм, и паром опоздал на несколько часов. Непогода здесь – обычное явление, навигация между материком и Сахалином всегда была непростым делом. Неполные триста километров – двадцать часов пути…
Обещанная проверка билетов у покидающих паром, трап, солнце, заливающее все вокруг белым утренним светом, и земля. Твердая земля и солнце! Наконец-то! Робкие эмоции медленно разрывают пелену прошедшей ночи, сумрак кают-компании, головную боль, вызванную голодом и качкой… Твердая земля!.. Мое первое водное путешествие закончилось, я стою на земле почти мифического острова-региона нашей страны. Во всяком случае, таковым – бесконечно далеким и не до конца реальным – его считают многие живущие к западу от Урала.
Паром на Сахалин приходит к западному берегу острова, в порт города Холмск. Однако этот город и остается лишь портом, перевалочным пунктом для прибывающих и уезжающих путешественников. Вся культурная жизнь острова сосредоточена в его столице Южно-Сахалинске. Туда в срочном порядке и перемещаются посредством маршруток и такси все вчерашние пассажиры парома. Когда-то между городами функционировала железная дорога, но ныне она используется лишь для грузоперевозок.
Сменить цивильные виды транспорта на автостоп я планировал сразу по прибытию на остров: наконец-то я добрался дотуда, где есть дороги (об их качестве будет отдельный разговор). Но сейчас, учитывая мое состояние после ночи на пароме, о стопе речи идти не могло.
Изможденный и придавленный рюкзаком я на автопилоте доплелся до площади перед морвокзалом. А здесь уже вовсю снуют таксисты, бодро раскидывая багаж пассажиров по салонам своих маршруток. Около одной из них нахожу своего друга из Белгорода. Я не сразу понял, что пожилой мужчина с лицом старца из русских былин – его отец. Мы поздоровались и забились на три задние сидения корейской «газельки».
До Южного не более восьмидесяти километров, но путь лежит через перевал и далее по гористой местности, поэтому быстро ехать не выходит. У нас получилось около полутора часов. Старец всю дорогу упрекал сына в безалаберности. «Через всю страну отправился, не взяв даже телефона… Столько дней ехал и звонил-то раза два из телефонных автоматов… А если б я не приехал тебя встречать, куда бы ты…»
Их дальнейшая дорога лежит в Поронайск, город к северу от Южного. Отец продолжал описывать тяжелые рыбацкие будни, что ждут там его сына, говорил, что все теперь будет не так, как раньше. Но последний, похоже, был готов и к упрекам, и к тому, что его ждет. Наверное, в жизни прошлой должны произойти какие-то серьезные события, чтобы решиться так все поменять. А еще, наверное, для этого нужен именно такой отец. Я сидел рядом и сквозь полусон думал, как, все-таки, здорово, что я просто еду рядом, путешествую, и не ищу сейчас таких глобальных перемен.
Старец предложил мне приехать к ним в Поронайск и погостить у рыбаков. На вокзале Южно-Сахалинска мы попрощались, обнялись по христианскому обычаю, он благословил мой дальнейший путь и отправился с сыном дальше, на север.
Мне же предстояло, наконец, вкусить пищи после вынужденного морского поста и отправиться к некоему Степану. Его координаты мне дали друзья из Екатеринбурга. Впрочем, тогда я даже не знал его имени, у меня был только телефон.